Кусочек радуги, щепотку тишины,
глоток дождя, пять капель Пастернака,
тепло ладони, краешек луны,
свежинку вечера - не много ли, однако? -
сирени кисть, соловушки фальцет,
улыбки четверть, чуточку надежды -
и вот уже, гляди, готов рецепт,
как выжить нам и видеть мир как прежде.
***
Утром, хоть сны ещё сладки,
я покидаю кровать
и устремляюсь в посадки -
воздух себе воровать.
Клёны, берёзы, осины
вытянутся в строю,
бабочки, голуби, псины
примут меня как свою.
Здравствуйте, парки и скверы!
Родом из блочной норы,
я полюбила без меры
щедрые ваши миры.
Сини и зелени море.
Тишь вдалеке от колёс.
Счастье за вычетом горя,
радость за вычетом слёз.
***
Как собрать себя в кучку, размытой слезами,
разнесённой на части любовью и злом,
с отказавшими разом в тебе тормозами,
измочаленной болью-тоской о былом?
И поклясться берёзами, птицами, сквером -
как бы я ни качалась на самом краю,
как бы ни было пусто, беззвёздно и скверно -
я ни тело, ни душу свои не убью.
Как сказать себе: хватит! Довольно! Не надо!
Посмотри на ликующий праздник земной...
Но встают анфилады душевного ада,
и бессильны все заповеди передо мной.
***
я всего лишь пассажир
незапамятного рейса
жизнь отчаянно бежит
по кривым разбитым рельсам
колея ведёт в овраг
кто ты есть в кого не верю
мой вожатый, враг иль враль
господа вы звери звери
мой трамвай идёт в депо -
все сошли, кто ехал рядом
а ведёт его слепой
с мутным брейгелевским взглядом
жизнь короткая как май
засветилось и погасло
Заблудился мой трамвай
Аннушка спешит за маслом.
глоток дождя, пять капель Пастернака,
тепло ладони, краешек луны,
свежинку вечера - не много ли, однако? -
сирени кисть, соловушки фальцет,
улыбки четверть, чуточку надежды -
и вот уже, гляди, готов рецепт,
как выжить нам и видеть мир как прежде.
***
Утром, хоть сны ещё сладки,
я покидаю кровать
и устремляюсь в посадки -
воздух себе воровать.
Клёны, берёзы, осины
вытянутся в строю,
бабочки, голуби, псины
примут меня как свою.
Здравствуйте, парки и скверы!
Родом из блочной норы,
я полюбила без меры
щедрые ваши миры.
Сини и зелени море.
Тишь вдалеке от колёс.
Счастье за вычетом горя,
радость за вычетом слёз.
***
Как собрать себя в кучку, размытой слезами,
разнесённой на части любовью и злом,
с отказавшими разом в тебе тормозами,
измочаленной болью-тоской о былом?
И поклясться берёзами, птицами, сквером -
как бы я ни качалась на самом краю,
как бы ни было пусто, беззвёздно и скверно -
я ни тело, ни душу свои не убью.
Как сказать себе: хватит! Довольно! Не надо!
Посмотри на ликующий праздник земной...
Но встают анфилады душевного ада,
и бессильны все заповеди передо мной.
***
я всего лишь пассажир
незапамятного рейса
жизнь отчаянно бежит
по кривым разбитым рельсам
колея ведёт в овраг
кто ты есть в кого не верю
мой вожатый, враг иль враль
господа вы звери звери
мой трамвай идёт в депо -
все сошли, кто ехал рядом
а ведёт его слепой
с мутным брейгелевским взглядом
жизнь короткая как май
засветилось и погасло
Заблудился мой трамвай
Аннушка спешит за маслом.
Времена жизни
Зима
***
Зимы лебединый балет
за окнами неописуем.
Мне сколько-то зим, а не лет.
Даруй свой серебряный свет!
Балуй леденцами сосулек!
Запущенный мячик-снежок
отдарится той же монетой.
Как звонок твой детский смешок!
Алмазный зубной порошок
отбелит улыбку планеты.
Не верится в пасмурь и хмурь
и слякоти липкую гадость.
Одна голубая лазурь,
и росчерк заснеженных бурь,
и чистая белая радость...
***
А та зима особенной была.
Снег вышивал узоры белой гладью.
Земля была нетронута бела,
как мною ненадёванное платье,
подаренное девочке чужой,
уставшее висеть в шкафу нелепо.
Зима кружила шалью кружевной,
как будто в небо вырвалась из склепа.
То было много лет назад тому.
Мы шли и шли сквозь снежные завалы.
«А пирожки горячие кому?» -
звучало на углу и согревало.
И снова снег, бесшумный и большой.
Доверчивый, не ведающий злого...
А вот кому тепло души чужой?
Недорого, за ласковое слово.
***
Июль сменился декабрём
внезапно как-то, незаметно.
И обернулось снегирем –
что было яблоком на ветке.
И холодом объяло дом,
как снег на голову обруша.
И реку оковало льдом,
убив её живую душу.
Как командорские шаги
и следом крик: «О, донна Анна!»
Лишь только свет, и вдруг – ни зги.
Зима всегда, как смерть, нежданна.
***
Во всём такая магия и нега,
что кажется, я в сказке или сне.
Как дерево, укутанное снегом,
стою и тихо помню о весне.
Хранит души невидимая ваза
всё то, что недоступно-высоко
и неподвластно ни дурному глазу,
ни жалу ядовитых языков.
О только б не рассеять капли света,
не расплескать в житейской мельтешне
и уберечь, как за щекой монету,
как птенчика, согретого в кашне.
Вспорхнул под видом птицы тихий ангел,
слетели кружева с берёз и лип,
и мир, который виделся с изнанки,
явил мне свой иконописный лик.
***
Всё, что заснежено, остужено —
вельможным кажется, чужим.
Как заторможенно, контуженно,
замедленно плетётся жизнь.
Как кружево судьбы ажурное
под томный голос Адамо...
Оцепенелыми дежурными
деревья стынут у домов.
Зима опустит саван-занавес,
всё погребая в белой мгле...
Но март начнёт спектакль заново
для уцелевших на земле.
Всё обнажит, что замуровано,
откроет бездну мёрзлых тайн.
Я всё ещё начну по-новому.
Весна, отдай меня, оттай!
Весна
***
Конец зимы, начало лета
соединились в слове этом,
крича на тысячу ладов.
И, как соски, набухли почки –
природы болевые точки –
в предощущении родов.
Праматерь вздохов на скамейке,
весна, смешны твои ремейки,
но вновь, как в юности, клюю
на эту старую наживку,
твою прекрасную ошибку,
вечнозелёное "люблю".
***
Образ Ваш леплю я и малюю
на холсте души тайком, как тать.
Уходите — мысленно молю я,
чтоб о Вас могла я помечтать.
Мне не надо приторного лета
с его жарким и липучим ртом.
Слаще тайна смутного рассвета –
мятный поцелуй весны со льдом.
***
Меня уже те рощи позабыли,
где я брела в цветах своей мечты.
Но вот опять весна, и снова всплыли
воспоминаний нежные цветы.
Весёлый воздух родины и леса!
На радуге, на солнце, на крови
взойдут слова сладчайшего замеса
и расцветут в садах моей любви.
Там сквозь снега деревья прорастают
и облака целуют их слегка.
Там ждёт тебя душа моя простая,
как лес и поле — первого цветка.
Пускай земля омоется любовью,
оденет всё вокруг в цветастый шёлк.
Я ставлю те букеты в изголовье,
чтобы подольше было хорошо.
***
Мне весна эта — не по чину.
Неуместны дары её,
словно нищему — капучино
иль монашке — интим-бельё.
Не просила её грозы я
и капелей её гроши.
Ледяная анестезия
милосерднее для души.
Я привыкла к зиме-молчунье,
её графике и бинтам.
Но куда-то опять лечу я,
неподвластное всем летам.
«О весна без конца и без краю!»
Только что мне в её раю,
если я уже умираю,
если я уже на краю.
Ну куда же с посконной рожей
в этот тесный цветной наряд?
Как травинка, асфальт корёжа,
рвусь в небесный калашный ряд.
Лето
***
Это счастье далось мне с кровью.
Трепетали ресницы трав,
ветер встрёпанный бесконтрольно
демонстрировал дикий нрав.
И прижались тела и души,
как у Бога в одной горсти,
околесицу леса слушать
и такую же вслух нести.
Хлынул на плечи тёплый ливень,
выжег радугой всё дотла.
Я такою враздрыг счастливой
никогда ещё не была!
И запомнила день-виденье,
замечательный и большой.
Окончательность совпаденья
с самой близкою мне душой.
***
Последние взгляды лета
ловлю влюблённо.
Сыграет мне флейта леса
ноктюрн зелёный.
Пока ещё холод редок,
но блёкнут краски.
Скажите же напоследок
хоть слово ласки.
***
Простите, сорняки и лопухи,
трава моя, душа моя живая.
Из вас могли бы вырасти стихи,
а я вас беспощадно вырываю.
Как с поля вон дурной травы пучок -
из сердца вон, раз глаз уже не видит.
Пуста земля и на душе — молчок.
Зато никто уж больше не обидит.
***
По пальцам листья перечти.
В прогалах просинь. Или проседь?
А лета не было почти.
Вслед за весною сразу осень.
Весна цветеньем наврала,
плоды неловко бились оземь.
А лето Лета погребла.
Но у меня в запасе осень.
Осень
***
Осенний лист упал, целуя землю.
Деревьев целомудренный стриптиз...
И все мы занимаемся не тем ли,
в какие мы одежды ни рядись?
Я изучаю ремесло печали,
её азы читаю по складам.
Усваиваю медленно детали
того, что неподвластно холодам.
Того, что неспособны опровергнуть
хорал ветров и реквием дождя,
того, что учит: если очень скверно,
ты улыбнись, навеки уходя.
Я приглашаю Вас на жёлтый танец,
прощальный вальс в безлиственной тиши.
И не пугайтесь, если Вам предстанет
во всей красе скелет моей души.
***
О концерт листопада, листопадный спектакль!
Я брожу до упаду, попадая не в такт
этой азбуке музык, попурри из надежд,
изнывая от груза башмаков и одежд.
Смесь фантазии с былью, холодка и огня, -
листопадные крылья, унесите меня
вихрем лёгкого танца далеко-далеко,
где улыбки багрянца пьют небес молоко.
***
Нa деревьях осенний румянец.
(Даже гибель красна на миру).
Мимо бомжей, собачников, пьяниц
я привычно иду поутру.
Мимо бара «Усталая лошадь»,
как аллеи ведёт колея,
и привычная мысль меня гложет:
эта лошадь усталая – я.
Я иду наудачу, без цели,
натыкаясь на ямы и пни,
мимо рощ, что уже отгорели,
как далёкие юные дни,
мимо кружек, где плещется зелье,
что, смеясь, распивает братва,
мимо славы, удачи, везенья,
мимо жизни, любви и родства.
Ничего в этом мире не знача
и маяча на дольнем пути,
я не знаю, как можно иначе
по земле и по жизни идти.
То спускаясь в душевные шахты,
то взмывая до самых верхов,
различая в тумане ландшафты
и небесные звуки стихов.
Я иду сквозь угасшее лето,
а навстречу – по душу мою –
две старухи: вручают буклеты
с обещанием жизни в раю.
***
Осень в душе и очки на носу —
я уж давно их по жизни несу.
Что ещё к этому могут добавить
морось и темень в девятом часу?
Всё-таки лета ушедшего жаль.
Мёртвые листья уносятся вдаль.
Катятся годы и хмурятся своды,
и умножают печаль на печаль.
* * *
Я осень люблю и в природе, и в людях,
когда успокоятся жаркие страсти,
когда никого не ревнуют, не судят,
и яркое солнце глаза уж не застит.
На кроткие лица гляжу умилённо,
их юными, дерзкими, детскими помня.
А жёлтые листья красивей зелёных,
и лунная ночь поэтичнее полдня.
***
Средь облетевшего и голого,
заиндевевшего едва,
природа поднимает голову
и шепчет: «Я ещё жива!»
Жива – назло унылым мистикам,
пугавшим полночью часам,
покуда хоть единым листиком
ещё стремится к небесам.
И я, над рощей сиротливою
следя полет нездешних Сил,
учусь у ней, как быть счастливою,
когда на это нету сил.
***
Зимы лебединый балет
за окнами неописуем.
Мне сколько-то зим, а не лет.
Даруй свой серебряный свет!
Балуй леденцами сосулек!
Запущенный мячик-снежок
отдарится той же монетой.
Как звонок твой детский смешок!
Алмазный зубной порошок
отбелит улыбку планеты.
Не верится в пасмурь и хмурь
и слякоти липкую гадость.
Одна голубая лазурь,
и росчерк заснеженных бурь,
и чистая белая радость...
***
А та зима особенной была.
Снег вышивал узоры белой гладью.
Земля была нетронута бела,
как мною ненадёванное платье,
подаренное девочке чужой,
уставшее висеть в шкафу нелепо.
Зима кружила шалью кружевной,
как будто в небо вырвалась из склепа.
То было много лет назад тому.
Мы шли и шли сквозь снежные завалы.
«А пирожки горячие кому?» -
звучало на углу и согревало.
И снова снег, бесшумный и большой.
Доверчивый, не ведающий злого...
А вот кому тепло души чужой?
Недорого, за ласковое слово.
***
Июль сменился декабрём
внезапно как-то, незаметно.
И обернулось снегирем –
что было яблоком на ветке.
И холодом объяло дом,
как снег на голову обруша.
И реку оковало льдом,
убив её живую душу.
Как командорские шаги
и следом крик: «О, донна Анна!»
Лишь только свет, и вдруг – ни зги.
Зима всегда, как смерть, нежданна.
***
Во всём такая магия и нега,
что кажется, я в сказке или сне.
Как дерево, укутанное снегом,
стою и тихо помню о весне.
Хранит души невидимая ваза
всё то, что недоступно-высоко
и неподвластно ни дурному глазу,
ни жалу ядовитых языков.
О только б не рассеять капли света,
не расплескать в житейской мельтешне
и уберечь, как за щекой монету,
как птенчика, согретого в кашне.
Вспорхнул под видом птицы тихий ангел,
слетели кружева с берёз и лип,
и мир, который виделся с изнанки,
явил мне свой иконописный лик.
***
Всё, что заснежено, остужено —
вельможным кажется, чужим.
Как заторможенно, контуженно,
замедленно плетётся жизнь.
Как кружево судьбы ажурное
под томный голос Адамо...
Оцепенелыми дежурными
деревья стынут у домов.
Зима опустит саван-занавес,
всё погребая в белой мгле...
Но март начнёт спектакль заново
для уцелевших на земле.
Всё обнажит, что замуровано,
откроет бездну мёрзлых тайн.
Я всё ещё начну по-новому.
Весна, отдай меня, оттай!
Весна
***
Конец зимы, начало лета
соединились в слове этом,
крича на тысячу ладов.
И, как соски, набухли почки –
природы болевые точки –
в предощущении родов.
Праматерь вздохов на скамейке,
весна, смешны твои ремейки,
но вновь, как в юности, клюю
на эту старую наживку,
твою прекрасную ошибку,
вечнозелёное "люблю".
***
Образ Ваш леплю я и малюю
на холсте души тайком, как тать.
Уходите — мысленно молю я,
чтоб о Вас могла я помечтать.
Мне не надо приторного лета
с его жарким и липучим ртом.
Слаще тайна смутного рассвета –
мятный поцелуй весны со льдом.
***
Меня уже те рощи позабыли,
где я брела в цветах своей мечты.
Но вот опять весна, и снова всплыли
воспоминаний нежные цветы.
Весёлый воздух родины и леса!
На радуге, на солнце, на крови
взойдут слова сладчайшего замеса
и расцветут в садах моей любви.
Там сквозь снега деревья прорастают
и облака целуют их слегка.
Там ждёт тебя душа моя простая,
как лес и поле — первого цветка.
Пускай земля омоется любовью,
оденет всё вокруг в цветастый шёлк.
Я ставлю те букеты в изголовье,
чтобы подольше было хорошо.
***
Мне весна эта — не по чину.
Неуместны дары её,
словно нищему — капучино
иль монашке — интим-бельё.
Не просила её грозы я
и капелей её гроши.
Ледяная анестезия
милосерднее для души.
Я привыкла к зиме-молчунье,
её графике и бинтам.
Но куда-то опять лечу я,
неподвластное всем летам.
«О весна без конца и без краю!»
Только что мне в её раю,
если я уже умираю,
если я уже на краю.
Ну куда же с посконной рожей
в этот тесный цветной наряд?
Как травинка, асфальт корёжа,
рвусь в небесный калашный ряд.
Лето
***
Это счастье далось мне с кровью.
Трепетали ресницы трав,
ветер встрёпанный бесконтрольно
демонстрировал дикий нрав.
И прижались тела и души,
как у Бога в одной горсти,
околесицу леса слушать
и такую же вслух нести.
Хлынул на плечи тёплый ливень,
выжег радугой всё дотла.
Я такою враздрыг счастливой
никогда ещё не была!
И запомнила день-виденье,
замечательный и большой.
Окончательность совпаденья
с самой близкою мне душой.
***
Последние взгляды лета
ловлю влюблённо.
Сыграет мне флейта леса
ноктюрн зелёный.
Пока ещё холод редок,
но блёкнут краски.
Скажите же напоследок
хоть слово ласки.
***
Простите, сорняки и лопухи,
трава моя, душа моя живая.
Из вас могли бы вырасти стихи,
а я вас беспощадно вырываю.
Как с поля вон дурной травы пучок -
из сердца вон, раз глаз уже не видит.
Пуста земля и на душе — молчок.
Зато никто уж больше не обидит.
***
По пальцам листья перечти.
В прогалах просинь. Или проседь?
А лета не было почти.
Вслед за весною сразу осень.
Весна цветеньем наврала,
плоды неловко бились оземь.
А лето Лета погребла.
Но у меня в запасе осень.
Осень
***
Осенний лист упал, целуя землю.
Деревьев целомудренный стриптиз...
И все мы занимаемся не тем ли,
в какие мы одежды ни рядись?
Я изучаю ремесло печали,
её азы читаю по складам.
Усваиваю медленно детали
того, что неподвластно холодам.
Того, что неспособны опровергнуть
хорал ветров и реквием дождя,
того, что учит: если очень скверно,
ты улыбнись, навеки уходя.
Я приглашаю Вас на жёлтый танец,
прощальный вальс в безлиственной тиши.
И не пугайтесь, если Вам предстанет
во всей красе скелет моей души.
***
О концерт листопада, листопадный спектакль!
Я брожу до упаду, попадая не в такт
этой азбуке музык, попурри из надежд,
изнывая от груза башмаков и одежд.
Смесь фантазии с былью, холодка и огня, -
листопадные крылья, унесите меня
вихрем лёгкого танца далеко-далеко,
где улыбки багрянца пьют небес молоко.
***
Нa деревьях осенний румянец.
(Даже гибель красна на миру).
Мимо бомжей, собачников, пьяниц
я привычно иду поутру.
Мимо бара «Усталая лошадь»,
как аллеи ведёт колея,
и привычная мысль меня гложет:
эта лошадь усталая – я.
Я иду наудачу, без цели,
натыкаясь на ямы и пни,
мимо рощ, что уже отгорели,
как далёкие юные дни,
мимо кружек, где плещется зелье,
что, смеясь, распивает братва,
мимо славы, удачи, везенья,
мимо жизни, любви и родства.
Ничего в этом мире не знача
и маяча на дольнем пути,
я не знаю, как можно иначе
по земле и по жизни идти.
То спускаясь в душевные шахты,
то взмывая до самых верхов,
различая в тумане ландшафты
и небесные звуки стихов.
Я иду сквозь угасшее лето,
а навстречу – по душу мою –
две старухи: вручают буклеты
с обещанием жизни в раю.
***
Осень в душе и очки на носу —
я уж давно их по жизни несу.
Что ещё к этому могут добавить
морось и темень в девятом часу?
Всё-таки лета ушедшего жаль.
Мёртвые листья уносятся вдаль.
Катятся годы и хмурятся своды,
и умножают печаль на печаль.
* * *
Я осень люблю и в природе, и в людях,
когда успокоятся жаркие страсти,
когда никого не ревнуют, не судят,
и яркое солнце глаза уж не застит.
На кроткие лица гляжу умилённо,
их юными, дерзкими, детскими помня.
А жёлтые листья красивей зелёных,
и лунная ночь поэтичнее полдня.
***
Средь облетевшего и голого,
заиндевевшего едва,
природа поднимает голову
и шепчет: «Я ещё жива!»
Жива – назло унылым мистикам,
пугавшим полночью часам,
покуда хоть единым листиком
ещё стремится к небесам.
И я, над рощей сиротливою
следя полет нездешних Сил,
учусь у ней, как быть счастливою,
когда на это нету сил.
***
Ничего не ждут уже, не просят
на последнем жизни этаже.
Неба просинь заменила проседь.
Это осень подошла к душе.
Город гол и сер, как дом аскета.
Вечер стылый. Сердце растоплю.
Жизнь свелась к одной строке анкеты:
Родилась. Любила и люблю.
Узкий круг привычного пространства.
Шелест книг в домашней тишине.
Не хочу ни празднеств и ни странствий.
Всё что нужно мне — оно во мне.
Радоваться, что ещё живые.
Пробовать вино и сыр дор-блю.
Говорить неловко, как впервые,
это слово тёплое «люб-лю».
Золотая моя природа!
А зима уже на носу.
Словно перекись водорода,
обесцветит твою красу.
Обессмертит твои творенья
в изваяниях снеговых,
затушует твоё горенье,
заморозит живой порыв.
Не меняй же своё обличье
на величье, безгрешья спесь.
Будь неприбранной, пёстрой, птичьей,
замарашкой, какая есть.
Расстилай лоскутный ковёр свой,
дли роскошную нищету.
Не спеши в это царство мёртвых,
в эту звёздную мерзлоту.
Ничего не ждут уже, не просят
на последнем жизни этаже.
Неба просинь заменила проседь.
Это осень подошла к душе.
Город гол и сер, как дом аскета.
Вечер стылый. Сердце растоплю.
Жизнь свелась к одной строке анкеты:
Родилась. Любила и люблю.
Узкий круг привычного пространства.
Шелест книг в домашней тишине.
Не хочу ни празднеств и ни странствий.
Всё что нужно мне — оно во мне.
Радоваться, что ещё живые.
Пробовать вино и сыр дор-блю.
Говорить неловко, как впервые,
это слово тёплое «люб-лю».
Золотая моя природа!
А зима уже на носу.
Словно перекись водорода,
обесцветит твою красу.
Обессмертит твои творенья
в изваяниях снеговых,
затушует твоё горенье,
заморозит живой порыв.
Не меняй же своё обличье
на величье, безгрешья спесь.
Будь неприбранной, пёстрой, птичьей,
замарашкой, какая есть.
Расстилай лоскутный ковёр свой,
дли роскошную нищету.
Не спеши в это царство мёртвых,
в эту звёздную мерзлоту.
Комментариев нет:
Отправить комментарий